Ужас прифронтового Донецка. ФОТОРЕПОРТАЖ

Люди, ставшие мишенью для снайперов, и дети войны

По-летнему обжигало апрельское солнце. Стало невыносимо душно, когда я вышел на улицу с бронежилетом в правой руке, в левой – штатив, а за спиной – рюкзак с камерами и объективами. Но после недавней поездки в Зайцево я не рискую ехать без защиты в красную зону.

 

На мне были штаны с костюма "горка", черные берцы и футболка. Я знал, что в бронежилете холодать мне не придется, поэтому китель не стал одевать. За мной должен был заехать мой хороший друг с позывным "Седой". Вместе с ним мы должны были показать журналисту из Астрахани Дмитрию Михненко, как выглядит передовая и жизнь в военном городе. Нашим пунктом назначения были Трудовские – поселок шахты "Трудовская" – финал Петровского района Донецка.

 

Наш российский гость долго не мог запомнить это название, но местные и военные знают это место очень хорошо. Год назад это была одна из самых горячих точек в донбасском конфликте. Сейчас театр боевых действий переместился на Ясиноватую и Зайцево. Но это не значит, что бои здесь не идут. Наоборот. Из-за информационного вакуума, созданного вокруг этого поселка, по ночам сюда приходит тот же ад, но не такой масштабный.

 

Мы ехали на передовую. В багажнике – каски и бронежилеты подпрыгивали на лежачих полицейских в унисон с бутылками питьевой воды, блоками сигарет и камерами. Перед выездом боец с позывным "Натан" проводит инструктаж.

"Идём строем. Шаг в шаг. Дистанция 3–5 метров", – командует "Натан". Меры предосторожности. Украинские военные любят оттачивать свое мастерство снайперов и минометчиков на людях с камерами. Безоружные мишени, что может быть лучше.

 

Подъезжаем к шахте. Разбитое горнодобывающее предприятие встретило нас ужасающей и сюрреалистичной картинкой. Шахта не функционирует из-за многочисленных и непрекращающихся обстрелов. Здесь уже передовая. Ночные бои оставляют дыры в земле, разбивают дома местных жителей, убивают гражданских. Я не был готов увидеть то, что предстало передо мной в следующий миг, когда мы остановились.

 

Автомобиль остановился. Мы вышли из него по очереди и полезли в багажник за камерами и защитой. Первое, что бросилось мне во внимание – разбитое здание. Я думал оно заброшенное. Все окна были забиты ДСП и затянуты пленкой красного цвета. Рядом опустевшая детская площадка.

За зданием находилось футбольное поле. Оно заросло сорняками. Заметно, что давно никто не играл. Сразу за полем виднелась табличка с надписью "Мины". Для меня эта картина не была чем-то новым и необычным. Много раз я видел подобное во фронтовой зоне. Немного дальше я заметил многоквартирный дом. На балконе умиротворенно покуривал сигарету пожилой мужчина.

Вблизи фронта остаются жить зачастую пожилые люди, которым ехать некуда. Я был готов это увидеть, но я не был готов услышать школьный звонок. Он меня напугал. Я не мог поверить, что сейчас откроются двери и оттуда выбежит толпа малышей разных возрастов.

На мне уже был одет бронежилет, а на голове красовалась каска. На тот момент я уже успел прикрутить микрофон к камере, чтоб записывать интервью с военными, которые обороняют эту территорию от нападок врага. Но последнее время жизнь меняет мои планы, как ей хочется. Поехал в Зайцево без бронежилета – попал под минометный обстрел, приехал в Трудовской по полной – встретил огромную толпу милых и искренних малышей, которые по одному подходили ко мне, чтоб дать интервью.

 

Мне тяжело было совладать с эмоциями. Я улыбался милым малышам, но внутри я понимал, что здесь им не место. Они должны быть где угодно, но не на передовой. Как оказалось, здесь находится действующий интернат, в котором дети учатся с понедельника по пятницу, а на выходные родители их забирают домой. Тяжело понять родителей, которые будут осознанно отправлять детей в горячую точку.

Дети все искренние и чистые. Они застенчиво говорили на камеру, а затем спрашивали, на каком канале их будут показывать. Привычный вопрос. В свою очередь, я задавал свои вопросы. Мне хотелось узнать, кем они хотят стать в будущем.

Девочки хотели стать учительницами, певицами, врачами. Мальчики – пожарными, спасателями и солдатами. В большинстве случаев, маленькие мальчики хотели стать военными. Дети с ранних лет узнали, что такое война и каким коварным может быть враг. 

Они знают, что такое страх артиллерийских обстрелов и перестрелок. На их глазах гибли люди. Возможно, даже кто-то из их друзей или хороших знакомых. Их родной интернат уничтожают ежедневно. Нетрудно понять, почему мальчики хотят взять автомат в руки и так же, как солдаты армии ДНР, защищать их Родину. Одному из мальчуганов я задал неуместный и взрослый вопрос, на который не ожидал получить такой ответ. Я спросил:

– А что для тебя Родина?
– Это святое!

После этих слов 10-летний мальчишка посмотрел на меня взглядом взрослого и бывалого солдата. Взгляд с дымкой. Такой бывает только у детей войны.

***

Всё, что было после, не имело особо значения. Мы прошлись по линии фронта, но в моей памяти отложилась беседа с мальчиком из интерната. Всю дорогу, пока мы шли строем, я думал о нём. Из головы не выходил его взгляд и слова, которые он мне сказал на камеру. Мы быстро вернулись к машине. Сели в неё. Малыши выбежали проводить нас и вновь стали спрашивать, где они смогут себя увидеть. Мы широко улыбались им и махали, оставляя их в этом аду.

Хотелось, чтоб они уехали вместе с нами, чтоб они так же, как и остальные дети, наслаждались мирной жизнью, играли в войнушки с игрушечными автоматами, а не с настоящими пулями. Мы уезжали с тяжестью на душе. В такие моменты понимаешь, насколько бесполезный и беспомощный. Ты просто наблюдаешь за тем, как дети остаются в пекле и ничего не можешь сделать.

В лобовое стекло бил сильный дождь. Наша машина катила дальше – туда, где не падают мины, где дети не слышат свист мин и разрывы снарядов, где люди живут мирной жизнью в военном Донецке. Мы покидали красную зону…

 

Денис Григорюк, Фото: Дмитрий Михненко, "Русская весна"