Эта статья – финал расследования по расстрелам на Майдане. Так сказать, "підсумки" – очень точное и емкое слово! Потому что в основе лежат суммы – те, которые были уплачены "за молчание". И я подчеркиваю – вина в этом преступлении лежит не только на тех, кто отдавал команду стрелять, привозил оружие и стрелков, кто планировал эту спецоперацию, а потом прикрывал" ее участников – вина лежит и на украинских журналистах...
Война – это не только там, где стреляют. И способов убийства человека сегодня разработано столько, что человечество может угробить себя раз двадцать. А то и больше. Современная война чрезвычайно технологична. И один из способов ведения современной войны – информационные технологии. Которые тоже убивают. Постепенно.
Электронные записки Елены Лавровой, жительницы осажденной Горловки, по тональности удивительно напоминают дневники ленинградцев-блокадников.
Август 2014го.
«...Каждый вечер группа верующих обходит по периметру наш микрорайон с иконами и молитвами. Защитники местного масштаба. Но трогательно!.. ...Сегодня вдруг захотелось поплакать. Пришлось подавить это глупое желание, потому что бессмысленно и непродуктивно. От желания поплакать не появится в доме вода, не появится в магазинах корм для котов и для себя. Остается стиснуть зубы и терпеть... ...Когда украинская армия снарядами разгромила систему, подающую воду, весь микрорайон Строитель ходил с большими пластиковыми бутылками на родники. Ближайший к моему дому - 3 километра в один конец. 2 раза в день. Итого 12 км. 6 из них с большим грузом...»
Это строчки из Фейсбука обычной жительницы Горловки Елены Лавровой. Вот уже несколько месяцев почти для тысячи своих подписчиков она рассказывает новости. Жестокие, трагичные, но не лишенные иронии и затаенного оптимизма. Казалось бы, откуда ему взяться в городе, который с августа с небольшими перерывами на перемирие обстреливается практически ежедневно? Но у Елены Леонидовны удивительная вера в лучшее. И широкая по нынешним циничным временам душа. Вот уже несколько лет она собирает и выхаживает брошенных кошек. Сегодня у нее дома, который стоит практически на передовой, больше 30-ти животных. В последние месяцы к ним прибавились и военные «брошенки».
Микрорайон «Строитель» с августа не дает покоя украинской артиллерии. Здесь все многоэтажные дома с попаданиями. С десятками попаданий... Разбиты снарядами все остановки и магазинчики. Елена Лаврова еще по телефону посоветовала нам спрятать машину во внутреннем дворе, поставить ее куда-то под стенку и быть готовым к тому, что в любой момент начнется обстрел.
Дворняга Чара встречает нас в коридоре, радостно размахивая хвостом. Под ногами — лотки для кошек. Усатые морды любопытно смотрят на нас отовсюду — с кухни, с антресолей, с подоконника, с подушечек и пуфиков. При этом в доме удивительная чистота и порядок. Рослый, могучий кот залег на подоконнике кухни, стережет плиту. Само окно, заклеенное крест накрест, как в блокадном Ленинграде, пробито осколком три дня назад. Кошки встречают нас настороженно, но мы ведем себя хорошо, и к концу интервью, на каждом корреспонденте «КП» сидело по три кота. Они внимательно и молча слушали наш разговор. Основная сфера деятельности Елены Леонидовны, кстати, далека от животного мира. Она — филолог, преподаватель горловского иняза. Женщина садится за рабочий стол с закрытым ноутбуком. Света нет с утра, и Фейсбук временно без обновлений. И у студентов, которых Елена Леонидовна теперь обучает дистанционно, внезапное «окно».
- А у вас была возможность уехать в Россию?
- Сколько угодно. Меня много приглашали и чужие люди, и внук. Он в Москве живет, Антоша, тоже, кстати, журналист. Три дня назад звонил, говорил, что есть человек, который может меня вывезти. Но... Как я это брошу? Я не могу их бросить.
Сентябрь 2014-го.
«Ни пенсий, ни зарплат, а платёжки за электричество, квартиру и прочее уже приносят.
Немногочисленная часть населения (я, например) в весёлом ироническом недоумении.
БОльшая часть населения просто в недоумении. Но есть и те, кто в ярости...
...Время от времени я прикидываю на себя судьбы других новороссиян, особенно в дни и ночи обстрелов, и думаю, что бы я стала делать, если разрушили бы мой дом, лишили бы меня любимых книг, обожаемых котов?
Стала бы рыдать и ломать руки? - Нет!
Побежала бы в обожаемую Россию, моё Отечество? - Нет!
Попросилась бы в богадельню? - Нет!
Покончила бы с собою? - Нет!
Я ушла бы к ополченцам и попросила бы оружие, которое я могла бы удержать в руках. Не дали бы, чистила бы для них картошку. И читала бы им коротенькие лекции по истории, культурологии и всемирной литературе...»
- Как они войну воспринимают? - киваем на кошек, которые собрались вокруг нас в полном составе.
- Собака боится конечно. А коты прижимаются к полу, тоже боятся.
Вы не представляете, что у нас творилось летом. Люди разъезжались, побросали квартиры, и здесь носились стаи собак, десятки.
- Людей много уехало?
- Думаю треть. Многие остались. Даже с детьми у меня коллеги в подвале сейчас живут. Летом уезжали, но потом вернулись. Силы, честно говоря, на исходе. Нервные силы. Когда обстрелы, мы с собакой и соседями прячемся на лестнице. А кошек я оставляю здесь на произвол судьбы. Мы на лестнице сидим, анекдоты друг другу рассказываем, отвлекаем друг друга... Но последний обстрел, самый ужасный, уже люди молчали. И я молчала, хотя обычно я всех завожу. Сил уже не было.
Октябрь 2014-го.
«...Как вы думаете, куда бежит опытный человек при начавшемся артобстреле? Правильно! В ванную комнату - набирать воду в ванну. Потом он бежит на кухню - домыть недомытую посуду. По пути вставляет фонарик и телефон в розетки - на подпитку.
А уж потом начинает думать, стоит ли выбегать на лестничную площадку. Или можно погодить...
...В нашем городе большинство продавцов в магазинах и на рынках никогда не скажет «гривна», но всегда - «рубль»...»
- Как Углегорск взяли, полегче не стало? - за окном что-то гулко ухнуло. Далековато.
- Да что вы! Они как взбесились. Тут был ужас, я неделю не выходила из дома. Уже бы договорились они сегодня о чем-нибудь (встречались мы в день визита Меркель и Олланда в Москву). Но нас же хотят загнать обратно в Украину. Как это будет после того, что они сделали с нами? Я не представляю. Люди ненавидят Украину. Наверно всякие есть украинцы, кто-то сочувствует нам, но не может сказать это открыто. Раскол в обществе глубочайший.
- Предпосылки к нему были до войны?
- Да нет вроде, у нас — нет. Увидела однажды на стене надпись «УНА-УНСО». Еще удивилась — неужели в Горловке есть люди, способные это написать. Так называемая «пятая колонна» в Донбассе все-таки есть. Киев поставил нас в тяжелейшие условия. Как без пенсий жить, без зарплат? Наши пенсионеры вынуждены были ехать в Артемовск, Краматорск, там переоформлять документы...
- Конечно, а как я проживу и прокормлю эту ораву? Надо ехать туда, стоять в очереди на морозе часа три. Потом оформление, потом надо туда ездить под обстрелами. Потом они придумали регистрации, что якобы ты проживаешь в Артемовске. Теперь они еще придумали пропуска из зоны АТО. Все делается, чтобы усложнить, задушить, истребить...
Целенаправленная политика против стариков, женщин и детей. Наши дети — это «личинки колорадов».
Ноябрь 2014-го.
«...Добыла я себе кусочек рыбы. Так захотелось! Пожарила и отправилась в ФБ, предвкушая ужин минут через 15. На кухне раздался страшный грохот. Я подумала, что влетел снаряд и ноги отнялись от страха. Когда пришла в себя, поскакала на кухню. Сковорода на полу, и уже вылизана до блеска. Рыбы нет! В углу чавкают и рычат. Ну, разве не террористы?!
...Как сказала одна моя студентка: преподаватели и студенты выбирают между Украиной и ДНР. Это главный выбор. И те, кто выбрал Украину, молчаливо согласились с теми преступлениями, которые она совершает на территории ДНР...»
- Как к вам на «той стороне» относились, когда переоформляться ездили?
- Нормально, это же наши люди, это Донбасс. Мои студенты, те кто уехал на ту сторону, прекрасно понимают, что все может измениться. Армия пойдет наша дальше, они окажутся с нами. Это Донбасс, это русские люди. Потомки цивилизаторов «Дикого поля». Я здесь прожила 20 лет и никогда не слышала украинского языка. Мне, помню, ставили в вину, что я не учу мову. С кем я буду на этой мове общаться? Мне достаточно того, что я знаю английский, французский, немецкий. Но такая была политика властей — заменить русский украинским. Почему Янукович избрался? А потому что он обещал Донбассу сделать русский - государственным. Иной причины голосовать за него не было.
- И ничего не сделал...
- Думаю, не смог. Там же все это кипело в Киеве вокруг него.
Декабрь 2014-го.
«...Некоторые люди считают, что политика их не касается. А чего ей касаться-то! Она никогда не мелочится. Она всех - без исключения - за горло держит...
...Было бы приятно, проснувшись утром и попивая кофе, радоваться, что в твой дом не попала бомба, что в твою квартиру не влетел снаряд, что ты жива и здорова, не ранена. Не получается радоваться! Потому что, чей-то дом разрушен, и в чью-то квартиру влетел снаряд, и кто-то уже не жив, и кто-то ранен. И все эти КТО-ТО — донбассцы...»
- Гуманитарка доходит до вас? Конкретно вы, что-то получали? Могли получить?
- Я видела гигантскую очередь... И денег не было тогда. Я решила, что лучше застрелюсь, чем буду убиваться в этой толпе. Но мне приходила гумантирка из России, от друзей, знакомых, просто сочувствующих читателей.
- Неделю назад Горловку один день не обстреливали, и мы поразились — сколько народа в городе! Почему они не уехали?
- Люди рассуждают так: «это мой дом, куда я из него побегу»? И я так же думаю, хотя родилась в России и прожила там пол-жизни. Здесь идейные соображения. Здесь много людей, переживших Великую Отечественную. И они сравнивают. И говорят, что это война страшнее, потому что свои стреляют в своих. У нас же у всех украинские паспорта!
Январь 2015-го.
«...Я снова здесь! Я жива! Строитель за эти двое суток страшно потрепали. Ни газа, ни электричества, ни телефонной связи, ни Интернета, ни воды. Нет ни одного целого дома. Но, как только очередной артобстрел заканчивается, повсюду слышны удары молотков. Люди тотчас приступают к ремонту разрушенного.
Я убрала осколки стекла с балкона, вправила молотком вывихнутые рамы, прибила гвоздями шторы, чтобы частично защитить балкон от непогоды. Ничего, прорвёмся!..»
- Как вы начали зверей собирать?
- Сначала была кошка, потом еще...Из-за високосных годов. Здесь народ суеверный и считает, что в эти года котят нельзя топить. Их просто выкидывают. Я их собирала. У каждого кота своя судьба, иногда очень тяжелая. Многие умерли, кто от старости, кто не перенес ЭТОГО просто.
- В войну много бросают животных?
- Собаки десятками бегали, кошки тоже. Люди уезжали в панике. Вот Чара, ее мне кто-то подбросил. Вышла утром за водой, на родник за три километра ходила... А она лежит на крыльце. Хвостик веревочкой, уши вертолетом... Я родилась через три дня после Парада Победы. Получается, я - дитя войны той, а Чара - дитя войны этой.
Февраль 2015-го.
«...Гуляя утром с Чаркой, нашла на газоне неразорвавшийся снаряд длиной примерно от кончиков пальцев до локтя и толщиной с моё запястье. Стояла над ним и думала, что делать? Дети или подростки найдут. Долго ли до беды! Подняла и пошла с этой хренью на блокпост. Шла и думала, а вдруг взорвется? Но так его оставить — нельзя! Пришла к ребятам. Отдала.
Спросила:
- А мог взорваться?
Отвечают, смеясь:
- Мог! Без руки бы точно остались...
...Погулять с Чаркой сегодня не получилось. С утра начали постреливать. И в течение всего дня постреливали. Чара принесла поводок. Как объяснить собаке, что гулять опасно?..
...Полчаса назад снаряд упал возле моего дома. Евроокна выдержали только потому, что на кухне уже есть щели от предыдущего удара, а балконную дверь я не держу на запоре. Она распахнулась от взрывной волны, а меня отшвырнуло на диван. Приземлилась мягко. На Чарку...»
|
|
