Программист из "Азова": "Я сам еще до конца не понимаю всего происходящего"

"Я в Луганске дома лишился. Прожил месяц в Киеве, потом во Львове... Все чаще задавался вопросом: почему это львовяне едут освобождать мой город, а я сижу за ноутбуком?" Олег, 26-летний системный программист – о том, почему пошел воевать, почему выбрал "Азов", о жизни на гражданке и мужиках, которые при виде человека в форме отводят взгляд.
 

  

– Как все начиналось?

– Большую часть жизни я прожил в Луганске, но последние четыре года работал в Киеве. С работой все ладилось – сделал пару сайтов, купил машину. Появилась возможность уехать на ПМЖ в Дубаи. В декабре 2013 мы с сестренкой улетели туда, но потом что-то пошло не так, и в январе мы вернулись в Киев.

В январе пошла эскалация на Грушевского, и мы вернулись в Луганск. С февраля там уже начались ватные брожения с лозунгами "Майдан не пройдет". Я уже месяц-полтора как висел на "Громадськом" и других ресурсах, которые давали картинку происходящего. Когда увидел, как расстреливают людей, что-то у меня внутри оборвалось, я купил билет и сел в поезд. В вагоне был один – никто больше в Киев не ехал.

 

В Киеве сразу же попал на траурное шествие по погибшим. Я тогда поселился в хостеле и записался в волонтеры КМДА. В мои обязанности входил поиск пропавших без вести – по объявлениям, соцсетям, знакомым. За один только день я зарегистрировал 22 пропавших – это только у меня! Нас там было человек пять. Бог знает, где эти люди сейчас.

 

Через три дня я вернулся на впечатлениях и начал думать, нет ли и в Луганске подобного движения. В Киеве понятно – там революция. А здесь? Начал искать – и вышел на ребят из местного автомайдана (с другими автомайданами никак не связан). Уже с марта мы устраивали свои акции-автопробеги с флагами. Сначала у нас было 5-7 машин, позже доходило до 60. Мы проводили акции 1-2 раза в неделю.

 

Но ватная вакханалия усиливалась – на митингах появилось много проплаченных людей. Если на луганском Евромайдане тогда было около тысячи человек, то с другой стороны людей становилось все больше и больше. Сложность была в том, что у нас, как и в Киеве, начали пропадать люди. Бывало такое – вышел на улицу, флажочком помахал – и не вернулся.

 

6 апреля мы поехали на Советскую – нашу центральную улицу. Там возле СБУ менты стояли в оцеплении. Стояли-стояли, потом взяли и ушли. И вся эта толпа алкашей и непонятно кого туда влезла. Разнесли всё – и ворота, и стройку, которая была рядом. Потом выяснилось, что в СБУ была оружейная комната, как будто специально доверху забитая стволами. Они вооружились – и началась беда.

Сейчас там царит ЛНР.

 

Мы после этого ещё ездили, но уже осторожнее. Менты уже знали наш луганский "Автомайдан" и говорили: "Не провоцируйте. Передвигайтесь по окраинам, чтоб никак с ними не соприкасаться". Последнюю акцию мы провели 25 апреля 2014 года. Через два дня одному нашему товарищу сожгли машину. Был еще парень, Леша, – организатор луганского евромайдана. Его сепары забрали в подвал на СБУ. Стало ясно, что началась большая беда. После этого мы все уехали.

 

– Почему ты решил идти служить?

– Я в Луганске дома лишился. Прожил месяц в Киеве, потом во Львове. И когда, гуляя по улицам, я видел этих солдатиков, то все чаще задавался вопросом: почему это львовяне едут освобождать мой город, а я сижу за ноутбуком? Да и надоело уже бегать. Поэтому в июне я пошел в добровольцы.

 

– Как отреагировали твои родственники и друзья?

– Отец у меня ватный, до сих пор в Луганске. Он отреагировал, конечно, негативно. Мы с ним почти не общаемся. А друзья – мы ведь уехали автопробегом, целой компанией. Поэтому они нормально отреагировали. В самом Луганске друзей осталось разве что пару человек. Все адекватные и здравомыслящие люди оттуда уезжают. Там делать нечего – работы нет, денег нет, банков нет. То есть я, допустим, как айтишник не мог бы там работать. Из-за того, что в Украину сейчас из Луганска не выедешь, мне пришлось бы уезжать куда-нибудь в Россию.

 

Мама, конечно, офигела: "Тебе больше всех надо?". У мамы взгляды не ватные, но и не проукраинские. Ну как, здравомыслящий человек. Понятно, что ничего хорошего нет в том, что у тебя отняли половину недвижимости и сын непонятно куда едет.

 

– Почему ты выбрал Азов?

– Выбор-то был не очень большой. Это сейчас добровольческих батальонов, по-моему, больше сорока. Тогда я знал про Донбасс и Азов. В Донбасс я писал на почту, вконтакте и на Facebook, но мне никто не отвечал. Я хотел попасть в Айдар, но там нужно было два поручителя изнутри. У меня был только один – и то, мы были не очень знакомы.

В Азове тоже нужны были "инвайты", но у меня там старшиной был хороший друг моего хорошего друга. Так что я приехал в шесть утра из Львова, а в шесть вечера был уже зачислен в казарму.

 

 

– Кто с тобой служил?

– Азов – батальон изначально харьковский. Но там много и дончан, и луганчан, много людей из Макеевки, Горловки, из областных центров. У нас еще был парень из Ивано-Франковска – его все "бандеровцем" называли. Был мужик из Львова – лет 55, наверное, самый старший. Был москвич, несколько белорусов и даже 14-летний луганчанин, но его не взяли – слишком мал. Он только успел в казарме пожить. Большинству здесь – 22-30 лет. Из спортивных ребят в основном ультрас.

 

– Есть ли у тебя знакомые по ту сторону?

– Да. Как минимум половина. В ополчении несколько человек. Друзьями их не назову, но знаком с детства.

 

– Как долго длилась подготовка?

– В Киеве нас готовили пять недель. Мы все рвались на фронт. Чтоб успеть к началу-середине августа, когда на Украине еще не было русских солдат. Сепаров тогда так защемили, отхватили обратно ¾ территории, почти окружили Луганск и Донецк, что мы думали – не успеем, и нам не останется. Поэтому говорили: "Давайте, отправляйте уже нас!"

Подготовка была базовая. Включала бег, тренажерку, азы тактики, перемещения. Также нас вывозили на заброшенный городок, где мы тренировались со страйкбольным оружием – чтоб почувствовать и отработать полученные навыки.

 

По тактической медицине у нас в Киеве было всего пару лекций. Уже на востоке к нам приезжали американцы – рассказывали и показывали, как оказывать первую помощь в боевых условиях. Там много было волонтерских организаций из разных стран.

 

– Сколько ты пробыл в зоне АТО?

– На восток мы попали в середине августа. Я прослужил 52 дня. Но у нас были ротации, поэтому нам было легче, чем бойцам ВСУ, которые по полгода сидели в окопах.

 

– Ты заранее планировал, когда уйдешь в отпуск?

– Нет. Я не знал, куда шел, и как все будет происходить. Я не служил, и весь мой армейский опыт основывался только на советских книжках. Было неизвестно сколько всё это продлится. Мы думали, что вот-вот закончится. Поэтому рапорт писал уже по ситуации.

 

– Как ты попал в свою первую перестрелку?

– Наша группа ехала по дороге, когда нас обстреляли из зеленки. Мы ничего не поняли, постреляли в ответ и уехали. Там везде так – нет такого, что ты бежишь с автоматом и расстреливаешь кого-то. Это война артиллерии и минометов. При обстрелах захлестывает адреналин. Сидишь, как пьяный, но при этом лучше соображаешь.

 

Был в нагрудном кармане

 

Острота страха зависит от того, где находишься. Когда стоишь посреди поля – тогда, конечно, страшно. Но мы под минометный попали, приехав на последний блокпост под Мариуполем. А там директор одного завода дал нам плиты толщиной сантиметров в 15. Мины сверху стучали, как орешки. Сидишь, ждешь, пока досвистит.

 

Но если в Луганске стреляли куда-то там, не в тебя, то здесь ты понимаешь, что летит именно в тебя. Это, конечно, неприятно. В таком аду, как в аэропорту, я не был. У нас были стычки, но не так, чтоб нас из танков расстреливали.

 

– Новость о наступлении россиян в августе не деморализовала?

– Да мы ж понимали, откуда ноги растут. Тот же Славянск брали русские спецы – это видно и по одежке, и по их действиям. Это не какие-то там бухари с района. Но, например, СБУ в Луганске брали наши местные. Не знаю, кто их там надоумил. Потом-то их всех оттуда высадили. Заехали ребята, которые знали, что и как делать (не знаю, русские или не русские). Русские? Да хоть китайцы – нам без разницы было, кто там приедет.

 

Перед Иловайском была такая ситуация, что еще б неделя – и от сепаров бы ничего не осталось. И тут уже, видимо, Вова ва-банк пошел. Естественно, мы вообще не были подготовлены. Мы действовали точечными ударами и не ждали такого сопротивления. Ставка украинской армии тогда была 40-50 тысяч, сепаров было дай бог 15-20. А тут ещё ломанулось 30 тысяч. Линии фронта как таковой не было, были очаги. Мы не ожидали, что они на нас двинутся фронтом, потому и обороны никакой не было. Поэтому и отступали там дай бог, конечно. Новоазовск, Широкино – отдали за четыре дня. Потому что надо было перегруппировываться. Иначе таких "Иловайсков" были бы десятки.

 

– Как вас кормили?

– По сравнению с востоком в Киеве кормили отвратительно – гречка с тушенкой два раза в день, и третий раз какие-нибудь макароны, которые когда тарелку переворачиваешь – не падают. Плюс волокна тушенки. Есть было неприятно.

 

На востоке же кормили шикарно. Повара были волонтеры – девушки местные и приехавшие. Сразу повесили табличку: "У нас тушенки нет". То есть мы даже не просили. Не знаю, откуда они их там брали, но нас кормили всегда свежей курицей. Иногда девчонка делала что-то по-французски – с сыром, помидорами. Были каши, салаты. По сравнению с ВСУ мы ели по-царски.

 

– Сколько часов в день вы спали?

– Мы приехали на пустую базу – и начались дежурства. В день спали часа по 3-4, иногда по часу. Потом приехало пополнение, и работа перешла в режим "4 через 8" – когда четыре часа в патруле, а восемь часов дается на занятия или сон. В день получается два патруля. Они могут приходить на утро и на вечер, на день и на ночь – как поставят.

 

– Что было с амуницией?

– Мне достался АКМ 60-го года. Качественная сборка, но цевье было подгнившее, и друзья подогнали мне новое. Когда поставил коллиматор, стало вообще супер. Он хорош тем, что не нужно тратить время на то, чтоб поймать мушку, и обзор улучшается. Особенно коллиматор хорош ночью – ориентироваться по красной точке намного удобнее, чем по мушке.

 

Бронежилеты у нас вначале были ментовские (IV-ки, весом в 13-14 кг). Но потом нам поляки пригнали штурмовые бронежилеты с "плечами", "ошейником", защитой на пах, весом в 26 кг. В них было нереально бегать.

В ВСУ тогда обеспечение было намного хуже, они были реально бедные. Мы когда с ними пересекались – скидывали им налокотники. У них было по одному бронежилету на троих. Вы кого хотите получить – мясо или солдат? Человек вам жизнь свою отдает, а вы ему даже железку не можете дать.

Канадцы подогнали нам крутые аптечки – там и целокс был, и перевязочные – всё как надо.

 

– Форму сам покупал?

– Выдавали. Форма у нас была классная – английская, хоть и б/ушная. Но я себе отдельно брал сменный комплект. Также сам покупал себе берцы, наколенники, налокотники, рюкзак, спальник, термобелье, нож, каремат. Ребята покупали себе приклады и другое оборудование – заказывали в интернет-магазинах или через знакомых, приходило по Новой Почте.

 

– Как у вас было с мотивацией?

– Добровольческий батальон, ты что! У нас там сепара поймают – так прям праздник. Пленные были в основном из числа добровольцев. Свое участие в войне мотивировали по-разному: один был зеком, второй за деньги (но денег ему не дали). Особо желания с ними общаться не было, поэтому я только с двумя поговорил. Естественно, они говорят, что "Да, мы ошибались, мы не знали, как оно здесь всё". Кстати, поэтому я и пошел в добровольцы – если бы оказалось, что здесь творится фигня, я бы сразу рапорт написал и уехал. С этой точки зрения сепары были еще большим мясом, чем мы. После этого их там никто не найдет.

 

оначалу тебя как новичка отправляют в караулку на пару недель. Потом начинаешь участвовать в выездах. Зависит от способностей. Если ты себя где-то там не сильно проявил и не горишь желанием – никто, конечно, тебя насильно никуда отправлять не будет.

 

– Как ты оцениваешь свою перемену после участия в военных действиях?

– Хрен его знает. Оторваннее стал. Меньше страха. Чувствую себя увереннее. Если раньше думал, что этого лучше не делать из-за возможных последствий, то сейчас – нет. После того, что было – куда уж хуже.

Когда вернулся – хотел уехать из страны. Средств на это не было, возможностей – тоже. Я сам еще до конца не понимаю всего происходящего. Но война эта освободительная – она идет разве что в интернете или на кухне. Я уходил туда патриотом, вернулся не патриотом. Не жалею, что побывал там, но не понял, зачем там был. То есть для себя – да, я какой-то опыт извлек. А для Украины как для страны – думаю, нет.

 

Сейчас на фрилансе. Не знаю, после армии или нет, но у меня какое-то рассеянное внимание. Не могу работать больше 3-4 часов в день. Становится лень. Каких-то особых приоритетов в карьере нет. Не знаю, связано ли это с армией.

 

– Был ли когнитивный диссонанс, когда вернулся?

– Я месяц дома сидел. Во-первых, меня удивляло, что там задница такая, война, а здесь люди живут своей жизнью. Я понимал, что у меня нет права кого-то обвинять, но мне было не по себе. Особенно когда я на поезде приехал с востока, и меня менты сразу "приняли" на вокзале.

 

– Чувак, ты откуда?

– Из Азова

Они хотели обыскать меня. Я им говорю: "Никакого обыска не будет, вызывайте наряд." Конечно, я был заросший, как моджахед, в форме. Я за это время встречал много забуханных солдат, отстрелянных каких-то. Видать, их там нормально потрепало. Наверное, поэтому ко мне и придолбались. В итоге спросили, куда я иду, я ответил: "Домой" – и меня отпустили. Менты останавливали еще 2-3 раза. Потом я ходил уже не в полевой, а в парадной форме.

 

– Как мужики реагируют на солдата в форме?

– Когда идешь в форме по городу – мужчины глаза отводят. Никто в глаза не смотрит. Наверное, стыдно. Но я уже потом понял, что не каждый должен туда идти. У нас в стране 40 млн человек, в АТО 60 тысяч. Нельзя так взять и отправить туда несколько миллионов человек. Воевать чем, палками? Если не пошел служить, то пусть человек еще чем-нибудь пригодится стране. Может, он специалист, который поднимет экономику.

 

– Как думаешь, когда это все закончится?

– Я думаю, мы потеряли восток окончательно – как Абхазию. Как закончится Россия, так и закончится восток. Думаю, лет на 10 ресурсов им хватит – золотовалютных и прочих.

 

– Обратно не тянет?

– Всё, о чем я рассказываю, происходило полгода назад. Сейчас наших помяли под Широкино. Половина моего взвода – раненые. Может, и вернусь к ним. Посмотрим.

 

От УБОП. Обычно мы такие вот интервью не комментируем. Мы просто стараемся подавать РАЗНЫЕ точки зрения. Но здесь хотелось бы отметить, что украинские пропагандоны не умеют даже как следует лепить свою убогую пропаганду. Вот, на очередном говносайте вывесили интервью с одним типа поцреотом из Луганска. Достаточно ВНИМАТЕЛЬНО прочитать его интервью и просто выделить цитаты - все становится ясно!

– Большую часть жизни я прожил в Луганске, но последние четыре года работал в Киеве. 
Я уже месяц-полтора как висел на "Громадськом" и других ресурсах, которые давали картинку происходящего. Когда увидел, как расстреливают людей, что-то у меня внутри оборвалось, я купил билет и сел в поезд. 
Если на луганском Евромайдане тогда было около тысячи человек, то с другой стороны людей становилось все больше и больше. 
– Отец у меня ватный, до сих пор в Луганске. Он отреагировал, конечно, негативно. Мы с ним почти не общаемся.
В самом Луганске друзей осталось разве что пару человек. Все адекватные и здравомыслящие люди оттуда уезжают. Там делать нечего – работы нет, денег нет, банков нет. То есть я, допустим, как айтишник не мог бы там работать. Из-за того, что в Украину сейчас из Луганска не выедешь, мне пришлось бы уезжать куда-нибудь в Россию.
Я не служил, и весь мой армейский опыт основывался только на советских книжках. 
– Наша группа ехала по дороге, когда нас обстреляли из зеленки. Мы ничего не поняли, постреляли в ответ и уехали. Там везде так – нет такого, что ты бежишь с автоматом и расстреливаешь кого-то. Это война артиллерии и минометов.
В таком аду, как в аэропорту, я не был. У нас были стычки, но не так, чтоб нас из танков расстреливали.
Но, например, СБУ в Луганске брали наши местные. Не знаю, кто их там надоумил.
По сравнению с ВСУ мы ели по-царски.
В ВСУ тогда обеспечение было намного хуже, они были реально бедные. Мы когда с ними пересекались – скидывали им налокотники. У них было по одному бронежилету на троих. Вы кого хотите получить – мясо или солдат?
Также сам покупал себе берцы, наколенники, налокотники, рюкзак, спальник, термобелье, нож, каремат. Ребята покупали себе приклады и другое оборудование – заказывали в интернет-магазинах или через знакомых, приходило по Новой Почте.
Когда вернулся – хотел уехать из страны. Средств на это не было, возможностей – тоже. Я сам еще до конца не понимаю всего происходящего. Но война эта освободительная – она идет разве что в интернете или на кухне. Я уходил туда патриотом, вернулся не патриотом.

 

Источник